На глаза Эйми навернулись слезы, голос ее задрожал.
— Произошло то, чего я никак не ожидала: он разрыдался прямо у меня на глазах и сказал, что моя мама умерла.
«О Боже!» — подумал Байрон. Он не знал, что и сказать. — Простите. — Она вытерла слезы. — Столько лет прошло, а я все еще не могу вспоминать об этом без слез.
— Нет, это вы меня простите. — Его поразило, какая она эмоциональная, когда чувствует себя раскованно с человеком. — Отчего она умерла?
— У нее остановилось сердце. — Эйми глубоко вздохнула, собралась с силами. — Паралич ведь на всех органах сказывается. Бабушка с дедушкой всегда знали, что она долго не проживет. Да она и сама знала. Но я как-то даже и предположить не могла, что потеряю ее. Для всех нас это был такой удар. — Она покачала головой. — Мим убивалась больше всех. Наверно, для женщины потерять ребенка — самое страшное, что только может произойти.
— Я даже не представлял, что вам пришлось столько всего испытать. Мне очень жаль. — Избитые фразы. Но что еще тут можно сказать?
— Дедушка тоже сильно переживал, — продолжила Эйми. — Он замкнулся в себе, как и бабушка. Дедушка по-прежнему часами работал в саду, но возня с землей уже не доставляла ему радости, как прежде. Я часто работала вместе с ним, пыталась его подбодрить. Думаю, у меня это получалось. Мы очень сблизились с дедушкой.
— Каким он был?
Эйми посмотрела куда-то в пространство и улыбнулась:
— Неуклюжий долговязый верзила. Он не переставал удивляться, как ему удалось подцепить такую красавицу жену, как Мим. Благодарил Бога, что их дети — мама и мой дядя — пошли в Мим, а не в него. Но Мим его просто обожала. Мы все его обожали. Он звал меня маленьким цветочком окры. — Вспомнив это, она рассмеялась. — Он сам меня так прозвал: Окра.
— Окра? — Байрон нахмурился. — Кажется, это такой овощ?
— Ну да, — засмеялась Эйми. — Дедушка считал, что люди, как и растения, бывают двух видов: красивые, которые радуют глаз, и полезные, которые питают. Он считал, что окра объединяет в себе оба свойства: это овощ, но он так красиво цветет! Окра принадлежит к роду гибискусов, вы, наверно, знаете. У нее такие здоровенные цветы, похожие на рассветное солнце.
— Нет, не знаю. Не видал.
Улыбка Эйми померкла. Она вздохнула:
— В общем, пока дедушка горевал и копался в саду, у бабушки пошатнулось здоровье. Она все время хворала. К тому же у нее появилась навязчивая идея: ей казалось, что она потеряет и меня. Я тоже начала бояться, потому что знала, что Мим не переживет, если со мной что-нибудь случится. Поэтому я почти все время сидела дома, ухаживала за Мим и помогала дедушке в саду. Именно тогда я начала толстеть по-настоящему. Я заедала злость.
— Злость?
Эйми опять вздохнула:
— Не хочу показаться бесчувственной, но меня жутко раздражало, что Мим стонет по поводу любого, даже самого легкого, недомогания. Моя мама последние одиннадцать лет жизни была полностью парализована, но она ни разу не пожаловалась. Ни разу. — Эйми злобно ткнула вилкой в рыбу на тарелке. — А бабушка, чуть у нее заболит голова, сразу же ложилась на диван и начинала причитать: «О Боже! У меня, наверно, опухоль мозга. Срочно везите меня в больницу». Разумеется, никакой опухоли у нее не было. Половина ее болячек была надуманна. Не все, конечно, но меня это здорово раздражало. — Она набросилась на салат. — Мне очень часто хотелось высказать ей, что я думаю по поводу ее тяжелых болезней.
— И что? Высказали?
— Нет, — усмехнулась Эйми. — Я не хотела уподобляться ей и постоянно жаловаться. Я глотала слова — и вместе с ними уйму еды. Я все ела, ела и ела, словно от того, что я постоянно пережевываю и глотаю, пройдет моя злость. Злость не прошла, зато я безобразно растолстела. Когда пришла пора поступать в колледж, я была рада. Мне ужасно надоело дома.
— Я ни в чем вас не виню. Но есть большая разница между тем, чтобы быть нытиком и высказать все, что думаете. Наверно, вам следовало бы сделать вашей бабушке несколько замечаний.
— Вы говорите совсем как мои подруги. — Эйми бросила задумчивый взгляд в камеру.
— А что случилось с вашим дедушкой? — Байрону хотелось перевести разговор на другую тему. — Насколько я понял, его больше нет в живых.
— Нет. — Она вздохнула. — Я пережила его смерть почти так же тяжело, как потерю мамы. Ведь он фактически был моим отцом. Другого отца я не знала. Дедушка умер, когда я была в колледже. О его смерти я тоже узнала из чужих уст. Именно тогда мне стало казаться, что каждый раз, когда я уезжаю из дома, случается что-нибудь плохое. Самое ужасное, что я была очень близка к тому, чтобы покинуть этот дом насовсем, но не смогла побороть чувство вины. Мне казалось, что, уехав из дома, я совершу предательство.
— Что вы имеете в виду? — Покончив с ужином, Байрон откинулся в кресле со стаканом вина. Ему казалось, что он может слушать ее всю ночь.
— В колледже было так здорово! — рассказывала она, доедая свою порцию. — Мне повезло — моей соседкой по комнате оказалась Джейн, а в смежной комнате поселили Мэдди и Кристин. Как только я уехала из дома, я начала быстро терять вес. Даже несколько раз бегала на свидания. — При этом Эйми состроила такое лицо, словно последнее занятие ей было совсем не по нраву. — Я поняла, что свидания — это совсем не мое, зато нашла наконец то, что мне по душе. Это общение с детьми. Настоящая ирония судьбы: у меня были ужасные отношения с детьми, когда я сама была ребенком, а теперь я прекрасно нахожу с ними общий язык.
Когда я училась в колледже, я подрабатывала в детском саду. Большинство людей сочли бы эту работу сушим кошмаром, а мне она нравилась. Я рассказывала детям некоторые из тех историй, что мы сочинили вместе с мамой. Ничто не сравнится с лицом ребенка, когда он с интересом слушает историю, которую ты ему рассказываешь.