— Похоже на то. Это единственное его фото за долгое время.
— Он скрывается потому, что его достали папарацци. — Эйми извлекла из сумки зеленый лук, пучок сельдерея и принялась готовить винегрет из манго и лайма. — Несколько месяцев назад во всех палатках красовались его фотографии с другой звездой, Джулианной Мур. Мне его даже немного жаль, беднягу. Папарацци запечатлели, как она отвесила ему пощечину. Я бы со стыда сгорела. Но в то же время он это заслужил. Мне так почему-то кажется.
— Почему же?
— Не знаю. — Она передернула плечами. — Я как-то смотрела интервью с Джулианной Мур. Она такая миленькая.
— Может, в реальной жизни она не такая уж и миленькая, — заметил Ланс, почему-то помрачнев.
— Может быть. — Эйми полила салат растительным маслом. — Но мне в нем вообще-то многое не нравится.
— Что же?
— Он воплощение расточительности. Сын одного из богатейших и влиятельнейших людей в Голливуде. Настоящий красавчик. Богатый. Вечно носится по всему миру, встречается с красивыми женщинами, на короткой ноге со знаменитостями, завсегдатай великосветских раутов… Но что-то не похоже, чтобы он получал от всего этого удовольствие. — Эйми попробовала салат — должно быть, получилось слишком пресно, потому что она добавила еще сельдерея. — Поэтому, когда свежая, жизнерадостная Джулианна Мур начала на нем виснуть, я подумала: «Солнышко, обожжешься».
— Но почему? Вы ведь только что сказали, что у него куча денег и связи в Голливуде… Это-то ей и нужно! Может, обжегся он, а не она?
— Неужели вы думаете, что он ее в самом деле любил?
— Нет. Я просто думаю, что она начата с ним встречаться из-за корысти.
— А! — Эйми улыбнулась. — В этом и состоит разница между мной и Джулианной. Она жаждет славы, а я — нет. При мысли о том, что меня будут узнавать на улице, меня бросает в дрожь.
— Значит, вы не стали бы с ним встречаться?
— Встречаться с Байроном Парксом? — рассмеялась Эйми. — Ни за какие деньги! Во-первых, у него какой-то измученный вид и он производит впечатление неглубокого человека, а во-вторых, я ненавижу такой образ жизни.
— Понятно, — произнес Ланс изменившимся голосом. Некоторое время он молча смотрел на таблоид, а потом взял и бросил его в мусорное ведро.
— Зачем вы это сделали? — удивленно спросила Эйми.
— Вам же они не нравятся.
— Могли бы почитать сами.
— Меня такие вещи тоже не интересуют.
«Какой он сегодня странный! — подумала Эйми. — Может, его в городе что-то расстроило?» Но она не стала ни о чем расспрашивать и снова начала думать о предстоящем вечере: хватит ли у Гая смелости предстать перед ней? Лансу он показывается. Почему бы ему не показаться ей? Конечно, она рассчитывала не только на то, чтобы просто его увидеть, но и на нечто большее. Возможно, со временем… Эта мысль заставила Эйми покраснеть, но она тут же заверила себя, что они не станут спешить. Однако сначала ей нужно его увидеть.
— Ланс, — нерешительно окликнула она, ставя на поднос две тарелки с обедом. — Можно вас спросить?
— Да.
Он по-прежнему стоял у мусорного ведра, отвернувшись от нее.
— Меня интересует Гай — я хотела сказать, мистер Гаспар.
Оттого, что она осмелилась назвать его по имени, по телу Эйми пробежали мурашки.
Он взглянул на нее, почуяв недоброе.
Эйми не знала, что сказать: она не хотела, чтобы Ланс догадался, что между ней и его хозяином завязалась тесная дружба. К тому же между ними ничего не было. Пока что.
— Помните, когда вы меня наняли, то сказали, что, возможно, со временем мистер Гаспар привыкнет ко мне и покажется. Но он от меня по-прежнему прячется. Это просто ужасно: ведь это из-за моего присутствия он безвылазно сидит в башне. Я пыталась убедить его, что мне все равно, как он выглядит, но боюсь, он мне не верит. Не могли бы выдать мне совет, как убедить его выйти из своей башни?
— Нет.
— Нет? И это все? — Она нахмурилась. — Больше вы мне ничего не скажете?
— Могу сказать вам только, чтобы вы бросили эту затею.
— Но почему?..
— Эйми… — Байрон, стиснув зубы, обдумывал ответ: сердце его сжималось от разочарования. Ему даже дышать было трудно, не то что думать. Он смотрел на Эйми, стоявшую на залитой солнечным светом кухне. Как она охарактеризовала Джулианну? Свежая и жизнерадостная? Вся жизнерадостность Джулианны напускная. Это описание как нельзя лучше соответствует самой Эйми. Байрон глубоко вдохнул и прикрыл глаза. «Говори как Ланс», — напомнил он себе. — Похоже, что в течение последних нескольких дней вы начали испытывать к Гаю Гаспару нежные чувства. Не стоит этого делать. Он не для вас.
— Но почему? — Она стала похожа на разъяренную медведицу, защищающую своих детенышей. — Потому что вы находите его внешность отталкивающей?
— И не только я один, — произнес он самым зловещим голосом, на какой был способен. — Клянусь, если вы его увидите, он вам совсем не понравится. Не уговаривайте его выйти к вам. Он не станет этого делать.
— Но вы же говорили, что он покажется! Когда ко мне привыкнет!
— Он передумал.
— Когда? — Эйми уперла руки в бока.
— Сегодня утром.
— Кто вам сказал?
— Он сам.
— Нет, мне это нравится! — Она схватила тряпку и принялась сердито вытирать стол.
Байрон чувствовал ее обиду. Больше всего на свете ему хотелось подойти к ней, обнять и утешить. Но он не мог, даже если бы она ему и позволила. Он не смел к ней прикоснуться.
— Эйми…
Прижавшись спиной к столу, он подыскивал нужные слова. Ну как ей объяснить? У него у самого сердце разрывалось. «Встречаться с Байроном Парксом? Ни за какие деньги!» Он крепко вцепился в стол.